Мировая литература и перевод [World literature and translation]
Мировая литература и перевод неразрывно связаны друг с другом как с исторической, так и теоретической точки зрения. С исторической точки зрения, если обратиться к самому известному, хотя и не единственному, термину И. В. Гёте Weltliteratur (в пер. с нем.: «мировая литература»), необходимо отметить, что появление этого термина и то, что он подразумевает, обязаны чтению переводов литературных произведений с китайского языка (см. Purdy 2014). На самом деле, люди во всем мире в разные времена читали произведения в переводе, поскольку далеко не все могут овладеть несколькими иностранными языками. С точки зрения теории, во многих определениях термина «мировая литература» перевод играет ключевую роль, хотя и не всегда положительную (см. также https://doi.org/10.1075/hts.2.lit2 ). Вместо того, чтобы проводить анализ каждого определения, которые во многом повторяют друг друга, целесообразнее будет рассмотреть четыре теоретические генеалогии Ж. Давида (2013). «Филологическая генеалогия» раскрывает «представление о сложности передачи текстов с одного языка на другой, от одной нации другой, из одной культуры в другую» (David 2013: 14), и, следовательно, перевод лежит в основе данной генеалогии. Согласно «критической генеалогии» развитие мировой литературы обусловлено двумя факторами: оно «происходило в контексте проблем национального характера и элитарного отношения к довольно стандартному определению литературы» (David 2013: 17). При таком подходе перевод находится в конфликте с произведениями, которые плохо поддаются переводу в силу своей национальной специфики, и произведениями, создаваемыми с прицелом на последующий перевод, например, коммерчески успешные или популярные тексты, которые в рамках данной генеалогии исключаются из сферы мировой литературы. Согласно «педагогической генеалогии» перевод является незаменимым инструментом в «разговоре» либо между «ныне здравствующими писателями, которые не прочь обсудить свои произведения и соответствующую литературу» (David 2013: 19), либо между студентами, которые знакомятся с произведениями мировой литературы на научно-исследовательских семинарах. Наконец, в рамках «методологической генеалогии» роль перевода определяется расплывчато; в ней утверждается, что мировая литература является «не столько объектом исследования, сколько проблемой, которая требует в рамках литературоведения радикального, эпистемологического подхода» (ibid.: 23). Для определения роли перевода, если таковой имеет место, необходимо принимать во внимание каждую отдельную проблему, каждый отдельный «мысленный эксперимент» (ibid.: 22). Например, эксперимент немецкого филолога Э. Ауербаха состоит в создании истории «интерпретации реальности на основе её отражения или её “имитации” в литературе», следовательно, он должен «отказаться от обсуждения возникновения современного русского реализма», так как он не может «читать произведения данного направления на русском языке» (Auerbach 2003: 492, 554). Для Ф. Моретти проблема заключается в том, как читать «литературу на сотнях языков». В качестве решения он предлагает дистанционное чтение, которое «позволяет вам сфокусировать внимание на единицах, намного меньших или больших, чем текст произведения: на приемах, темах, тропах или на жанрах и системах». При этом «сам текст исчезает» (Moretti 2013: 45, 49), и о переводе, надо полагать, говорить уже неуместно. Для Г. Спивак, напротив, суть проблемы мировой литературы заключается в том, как избежать потери «множества “подчинённых”» (David 2013: 23). В качестве решения проблемы она предлагает планетарность – термин, в котором планета понимается как «катахреза для признания права коллективной ответственности», включая ответственность за то, что при «изучении литературы стран глобального Юга, вы изучаете соответствующие языки так же тщательно», как «старое сравнительное литературоведение» изучало «европейские языки». А «новое сравнительное литературоведение» также должно показывать «смысл переводческого решения» (Spivak 2003: 102, 106n12 & 18).